Угонщик [СИ] - Роман Феликсович Путилов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 6
Чужая боль.
Июль одна тысяча девятьсот девяносто первого года.
— Посвежее фотографии у вас нет? — я отложил в сторону небольшую фотографию, очевидно снятую в фото кабине в Доме Быта.
— Это этого года фотография. В мае Яна с подружкой снималась.
— Нда? — на фото шестнадцатилетней Яне с трудом можно было дать лет четырнадцать. Абсолютно детское лицо, отсутствие вторичных половых признаков.
— А кто подружка?
— Ира Цеплакова, вот она. — мама Яны вернулась к буфету и принесла еще одну фотографию, очевидно отрезанную ранее от первой. На ней Яна снялась в обнимку со второй девочкой, обе белозубо и беззаботно улыбались в объектив.
— Хорошо, давайте заявление писать. Заполнить бланк заявления о без вести пропавшем — геморрой еще тот. Четыре листа формализированных вопросов, хорошо хоть со схемами. Половину вопросов пришлось отвечать мне на основании изображения на фотографии, ну не могла Янина мама ответить, какое у дочери основание носа — приподнятое, горизонтальное, опущенное. Причины ухода дочери мать назвать не смогла, но призналась, что за два дня до исчезновения, дочь опять поругалась с матерью, и после этого они не разговаривали.
— Зачем Яна в школу пошла, ведь сейчас каникулы?
— Она мне сказала, что практику отрабатывает. Но я сегодня в школе была, но там никого нет, только сторож и про практику учащихся он ничего не знает.
— Понятно, что ничего не понятно. А где Янины вещи и кровать?
— Вон ее комната.
Ну, ясно. Мама живет в проходной комнате, а шестнадцатилетняя соплюха в отдельной, изолированной губы на родительницу дует, вместо того, чтобы отодрать зад и пойти подработать, хоть на туже почту.
— Вы, мама пригласите пожалуйста пару соседей по своему выбору, чтобы потом меньше болтали. Нам надо вещи дочери осмотреть и если что-то важное будет, то изъять.
Через несколько минут в квартиру вошли две молчаливые тетки, периодически бросающие на хозяйку квартиры сочувственные взгляды. Из интересного в комнате Яны мы с Русланом ничего не нашли, ни дневника, ни записки, ничего. Чтобы не уходить с пустыми руками я дал команду стажеру упаковать и вписать в протокол осмотра расческу девочки с застрявшими между зубьев парой светлых волосков.
— А зачем расческу изымать? — поинтересовался любопытный неофит.
— А гене…- я вовремя захлопнул пасть, до проведения генетических экспертиз, с целью установления личности еще лет пятнадцать, не меньше, поэтому пришлось обойтись неопределенным: — Пусть будет на всякий случай.
— Подруга Яны где живет? Которая Ира?
— Она в соседнем доме живет, квартира шестнадцатая. Только она ничего не знает. Я к ней с утра забегала, с Ирой и мамой ее разговаривала. Ирочка сказала, что Яну уже три дня не видела.
— Понятно. А еще близкие подруги у Яны есть?
— Наверное, что нет. Мы сюда три года как переехали, а раньше в Ачинске жили. Там у дочери подруг много было, а здесь она, в основном, с Ирой общалась.
— Тогда мы на этом закончили. Если что-то будет нового, то мы вам сообщим. И вы не забудьте, если дочь появится или даст знать о себе, вы обязаны сразу же поставить нас в известность.
Через несколько минут мы звонили в дверь квартиры номер шестнадцать дома, расположенного, напротив. Несколько минут за дверью ничего не происходило, но мы продолжали настойчиво звонить в дверь.
— Кто там? — судя по раздавшемуся из-за двери девичьему голосу, отвечала нам Янина лучшая подруга.
— Милиция. Здравствуйте. Нам надо с Ирой поговорить.
— Я дома одна и открывать не буду.
— Правильно, не стоит открывать, если дома одна. Просто скажи, где Яна, и мы уйдем.
За дверью повисла тишина. Я прям, как в реальности, представил девушку, склонившуюся к двери и раздумывающую, соврать или не соврать, где ее подружка.
— Ира, ты тут?
— Я не знаю, где Яна.
— Ира, ты сейчас, прямо через дверь, можешь нам сказать, где Яна, после чего мы сразу уйдем и больше у тебя не покажемся.
Опять тягучее молчание, опять стоит, прижавшись к двери и мучительно мечутся в голове Иры мысли: сказать или выполнить обещание, данное лучшей подружке и ничего не говорить.
— Я ничего не знаю…
— Ира, когда дома будут взрослые?
— Зачем вам?
— Мы все равно придем, будем с тобой разговаривать при взрослых.
— Мама будет через два часа…
— Не прощаемся…
В помещении РОВД я выгреб из папки объяснительные от побитых — сейчас их скрепят металлическими скобами с листочками сообщений из больницы и спишут в накопительное дело — до маразма, что на любое сообщение необходимо делать «отказной», объемом не менее, чем десять листов, наша бюрократия еще не дозрела.
— Паша, вот адрес, кража из машины, следователь уже ждет.
— Сейчас. Руслан, на «потеряшку» делаешь ориентировку, отдаешь помощнику дежурного, а сам звонишь по моргам и больницам, список телефонов у Зуева на столе под стеклом лежит.
На «адресе» нас ждет темно-вишневая «Шестерка», с выломанной боковой форточкой и сломанным замком зажигания. Очевидно малолетки пытались покататься на машинке, но завести, соединив провода напрямую, не смогли, поэтому вырвали из посадочного места радиоприемник «Урал» и ушли. Злой хозяин, понадеявшийся, что оставленная под окнами квартиры машина находится под надежной охраной, зло бубнит под ухом, что милиция не хочет работать и вообще… Хочется вступить с ним в дискуссию, но понимаю, что бесполезно. Советскую доктрину, о возможности раскрытия любого преступления, официально еще никто не отменял. И хотя уже не приходится укрывать все «темные» преступления, а только половину из них…В любом случае ухожу делать бесполезный, но обязательный поквартирный обход.
Дверь в квартиру Иры распахивается, как только я подношу палец к кнопке электрического звонка. На пороге, занимая своим роскошным телом весь проход, стоит темноволосая женщина гренадерских статей:
— Вы кто? Милиция? Отлично. Пойдемте к вам в отдел, мне надо вашему начальнику жалобу на вас написать. Что ты улыбаешься? Ничего, завтра уволят из органов, улыбаться не будешь!
— Вы меня конечно, барышня извините, но прежде чем куда-то идти, подскажите — вы кто?
— Он еще и издевается. Я Ирина мама — Татьяна Николаевна Бурова.
— О как! Не подумал бы никогда, больно молодо выглядите. А могу я уточнить, на что вы жалобу писать собираетесь. Ну, чтобы я раскаялся и, так сказать, проникся.
— Ты, что, думаешь, что я совсем тупая и издеваться тут надо мной будешь…
— Ну все-таки, подскажите, что мы натворили?
— Натворили? Ломились в дверь квартиры, когда ребенок был один, напугали ее…
— Можно вашу дочь позвать, так сказать, уточнить детали?
Дама развернулась и гаркнула:
— Ира! Быстро сюда!
Загадочная Ира, выглянувшая из комнаты в коридор была сильно уменьшенной копией мамы.
— Ира? Ира, я сейчас расскажу твоей маме, как мы к тебе приходили, а ты, если я неправду скажу, то прервешь меня. Хорошо? — я дождался кивка девочки и начал: — Мы позвонили в дверь. Так как ты не открывала, но было слышно, что в квартире кто-то есть, мы звонили долго. Так?
Дождавшись кивка ребенка, я продолжил:
— Когда ты отозвалась, мы сказали, что это милиция и попросили открыть дверь и ответить, где может быть твоя подружка Яна. Так?
— Моя дочь с этой шалашовкой…- взвилась мама Иры.
— Можно, я закончу! — я орать тоже могу.
— Ты ответила, что дома никого нет, кроме тебя, и ты открывать не станешь. Я ответил тебе, что ты правильно делаешь, что не открываешь, но попросил рассказать где Ира, и мы сразу уйдем, либо мы придем позже, когда будет кто-то из взрослых, но нам все равно
